00-10. Фьюри/кто угодно. Вылизывание пустой глазницы Фьюри.
Das Telefon seit Jahren still
kein Mensch mit dem ich reden will
ich seh im Spiegel mein Gesicht
nichts hat mehr Gewicht
Ich werfe Schatten an die Wand
und halte zärtlich meine Hand
Ich red mit mir und schau ins Licht
mich erreichst du nicht
© Oomph! - Eiszeit
kein Mensch mit dem ich reden will
ich seh im Spiegel mein Gesicht
nichts hat mehr Gewicht
Ich werfe Schatten an die Wand
und halte zärtlich meine Hand
Ich red mit mir und schau ins Licht
mich erreichst du nicht
© Oomph! - Eiszeit
Когда громоздкое тело Ника Фьюри, с внушительной дырой в груди и без головы, привозят в Халликарьер, Фил почувствовал утрату. В его глазах читается горечь и грусть, в глазах военных докторов – холод айсберга, о который разбился Титаник. Бывший мыслительный центр, заключенный в тяжелой голове, лежит рядом с телом на одних носилках. Следуя за докторами в более прохладное место, где обычно держали погибших в бою, пока Халликарьер добирался до родины того или иного умершего, чтобы похоронить со всеми геройскими почестями, Фил спросил по дороге:
- Что произошло с директором Фьюри?
- В него кинули гранату. А может быть его просто подставили и подорвали.
- Но как?
- Узнаете из военных хроник. Наше дело – довезти и обследовать,- судя по всему, они уже все там натерпелись. И Фил пошел бы сражаться с ними, если бы был чем-то больше, чем просто человек с пистолетом и незаурядным мозгом.
- Мне нужно попрощаться.
Врач молчал до самых железных дверей. Остановившись у них и открыв, он сердито ответил:
- Только не долго. Я понимаю, агент Коулсон, Ваши чувства, но – только не долго.
Фил молча кивнул, проследил, как тело его бывшего начальника заносят и кладут на стол, как высокие крепкие мужчины неспешно выходят за следующими телами. Стычка в Морокко запомнится навсегда. Супергерои успели – и опоздали всего на пару минут.
Что ж, Фил никогда не думал над прощанием с директором Фьюри. Всегда знал, что умрет раньше. За благое дело – но раньше. Самая сложная часть оказалась на удивление простой и легкой, как только что сорванное перышко.
Голова помещается в руках и это подсознательно радует. Подсознательно говорит: «да, Фил, все именно так, как надо». Именно так, как хочешь ты. Обычно желания Фила не учитывались, ведь он всего лишь военная единица из умственных заключений этой Вселенной, оболочка с легкой, непринужденной улыбкой, на которой написано «Агент Коулсон». Агент не впервые воспринималось как имя; Старк был далеко не первым, кто так сказал, но, несомненно, самым борзым. Да вот проблема была в том, что Фил больше, чем агент и меньше, чем подсознание. Человек-действие. Человек-мысль. Человек-идея.
Усаживаясь поудобнее и держа голову достаточно крепко, на уровне собственного лица, Фил медленно дотронулся языком холодной щеки. Слизнул, пробуя горькое послевкусие: порох, пыль, пот. Неуверенность с каждым движением языка проходила со скоростью едущего спортивного болида. Когда дело дошло до пустой глазницы, Фил начал старательно вылизывать изгибы шрамов, дотрагиваясь до них указательным пальцем. Проникая языком вглубь невместительной дырочки, Фил чувствовал каждое искривление чужой кожи, каждую веточку шрама. Большим пальцем второй руки он нажал на глаз, несильно, почти не давя – просто пробуя: а как оно, а при каком давлении глаз раздавится, а какие при этом ощущения. Фил ощущал спокойствие и какое-то непонятное, правильное удовлетворение от происходящего. А значит, что все шло просто отлично.
Кровь из головы практически не мешала. Поначалу она просто освобождалась от вечного пленения и падала на пол, расходясь по нему широкими кляксами, а сейчас лишь стекала одинокими тонкими струями по рукам Фила. Давления больше не было – так, сила тяжести брала свое. Проводки артерий и вен, порванная трубка гортани, невесомые кусочки мышц Филу и вовсе не мешали. Обычная анатомия, сложная физиология – чего бояться?
Послышались размеренные шаги. Фил нехотя понял, что пора заканчивать. Посасывая обездвиженные губы, входя в рот языком и оглаживая им под губами, Фил положил голову обратно на стол и, когда в дверь застучали, он бодро прошествовал на выход, кинув врачам бесстыжее «Я попрощался, спасибо». Он шел быстро и непринужденно, пряча руки в карманах. Никто не заметил красного следа, оставшегося на белоснежных рукавах рубашки.