Название: Ein Zwei Drei Waltz
Фэндом: Death Billiards (Death Parade)
Пэйринг или персонажи: Деким/Манекен (предположительно женского пола)
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен, Романтика, Философия, Занавесочная история
Размер: Мини, 3 страницы
Описание: Больше живых Деким любит только мертвых. А еще танцы с манекенами.
Пре-канон, незадолго до появления Онны.
Посвящение:Рэми, которая снабжает меня информацией по аниме.
Азазель, которая снабжает меня желанием обнимать Декима и бесконечно рыдать.
Тэнге, который каждый день выслушивает мой ор с выражением Будды на лице.
Спасибо вам, ребзя!
Примечания автора:Эта идея пришла мне в голову практически сразу после того, как я узнал, какое у Декима "странное хобби" (после секса с манекенами, конечно).
читать дальшеДеким долго стоит у двух лифтов, разглядывая, честно говоря, осточертевшие до боли в висках маски. Он никогда не замечал, как они меняются в зависимости от его собственных решений, но это была одна из множественных тайн этого места, которые попросту невозможно познать – только принять, а приняв однажды, тебе уже не будет интересны такие мелочи.
После нескольких трудных случаев, - сначала к нему пожаловали две любовницы, умершие под стальными движками поезда, потому что родители не могли принять их необычную природу, затем старик и девушка, которую периодически приходилось возвращать к процессу игры, потом два нахальных парня, тихоня и наглец, и оба измяли ему накрахмаленный воротничок так, что без слез не взглянешь, - Деким принял решение расслабиться и передохнуть от бурлящих воспоминаний в голове.
Душа Декима была чем-то вроде музыкального органа, и каждые воспоминания чужой жизни ложились на клавиши: одни – падали как слон, расстраивая, другие – перебирали все клавиши, так и не найдя той единственной, что затронула бы и оставила после себя приятное впечатление. Некоторые – очень редко, но это все-таки бывало, - отпечатывались на органе великолепной музыкой, и Деким был искренне благодарен таким людям, таким воспоминаниям. После этого на него находило вдохновение, он удалялся в собственную мастерскую, выстругивая из дерева прекрасных, разнокалиберных кукол. Как и в любом виде искусства, иногда у Декима получалось, иногда – нет. Каждый манекен имел свое имя, предназначение, внешность и атрибуты одежды. Если у Декима было хорошее настроение, он даже придумывал манекену существование среди действительно живых и его смерть.
Эта девушка получилась у него особенно хорошо. Он с любовью мастера выводил черты ее лица, вставлял в глазницы белые шарики, крепил каждую фалангу пальца к ладоням, выводил безупречную – по меркам людей уж точно – фигуру. Ровный слой лака покрывал все тело манекена, придавая ему этакий оттенок жизни. Деким особенно тщательно относился к прорисовке глаз, стараясь сделать их как можно человечнее, поэтому ведерко с испорченными шарами было почти всегда полным; Деким не терпел изъянов: либо не рисовать глаза вообще, либо сделать их идеальными.
Он поднял готовую куклу со стола, разглядывая детали: ресницы, надбровные дуги, линии губ, форму ушей. «Отличная работа», - сказал бы он себе, если бы умел хвалить собственное дело. Деким закинул манекен на плечо и понес в бар, за стену, в хранилище к другим таким же.
И он бы так и сделал, но чужие воспоминания, – они уже были достаточно размыты, чтобы Деким с уверенностью мог сказать, кому же они все-таки принадлежали, - зудели о корку сознания, стараясь обратить на себя внимание. На периферии между реальностью и этими воспоминаниями стоял процесс, который люди именуют «танцем», и мягкая, размеренная музыка привязалась к этим телодвижением двух молодых, безликих людей. Деким знал, что это – одно из человеческих развлечений и способов познать друг друга ближе, «язык тела», открывающийся под соответствующие мелодии. Он также знал, что у этого языка множество фраз и знаков, для которых не использовались слова. Когда-то давно Деким тоже с кем-то танцевал, но с того момента прошло столько времени, что он уже забыл, с кем.
Манекен мирно лежал на плече, пока Деким стаскивал его ногами на пол. Музыка по-прежнему не хотела уйти из головы, и судья пошел на попятную тропу: если Магомет не идет к горе… Он сосредоточился на том, что слышит внутри своей головы, прикрыл глаза и медленно потянул теплый воздух бара в легкие. Деким положил руку куклы себе на плечо, вторую взял сам и обнял за талию – такую тонкую, что его рука спокойно могла ее обвить дважды.
Первые движения Декиму не давались. Все же он слишком отвык от человеческого веселья, несмотря на здешнюю нескучную компанию, но когда он четче вслушался в нежную, ласкающую мелодию, у него стало получаться. Ритм «раз-два три, раз-два-три» хорошо ложился на ноги, и Деким закружил по залу, поддерживая манекен, как настоящего, живого человека. Тонкое, твердое тело упиралось в него, но Декима это не смущало – он мерно вальсировал, постукивая каблуками туфлей. Его пальцы сжимали деревянные пальцы, в его грудь давила жесткая, деревянная грудь. Безволосая макушка манекена блестела в пурпурно-фиолетовом свете, скрепленные пальцы безвольно лежали в теплой руке Декима, а он все кружил и кружил по лакированному полу, пока ноги не начали ныть и на лбу не появились капельки горячего пота. Было в этом что-то волшебное, что-то недоступное. Судье даже начало казаться, что манекен отвечает ему, вторит движениям, смотрит на него яркими зелеными глазами…
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Останавливают Декима только тихие, но слышные сквозь призму музыки шаги.
- Ха? Ты опять за свое?
Нона. Всегда немного ироничная, всегда немного строгая. Конечно, она не была угрозой для внутреннего мира Декима, но ее появление все-таки сломало ту невинную и никем не тронутую часть атмосферы, которую Деким старался сохранить – если не в самом себе, то хотя бы в этой комнате. Улыбка Ноны носила то ли сочувствие, то ли саркастичность, то ли беззлобное, материнское «стоит оставить тебя на две минуты и ты…» Внешний вид совсем не соответствовал ее характеру, но кому, как ни Декиму, знать, что внешность – это всего лишь внешность.
Волки, одетые в овечью шкуру.
Герои, одетые в классический костюм.
Бесконечное множество примеров, доказывающих, что внешний вид – самое лживое в человеке, и Деким иногда задумывался о несправедливости, на которую был обречен каждый человек. Если бы телесная оболочка соответствовала внутренней красоте, все было бы гораздо проще, все было бы честнее.
- У всех может быть хобби, - флегматично отвечает Деким, ослабляя хватку. Теперь его живые, чувствительные пальцы держали легкую древесину ладони почти на весу, совсем не сжимая. – Я ведь не…
- А я и не осуждаю, - Нона оказывается рядом, продолжая улыбаться своей двоякой ухмылкой, и Деким с трудом подавляет в себе желание отойти. Она потрогала манекен за бок, осматривая ровные контуры фигуры, высеченные с трудолюбием и знанием дела. Люди называют это «перфекционизм», но такой термин лучше звучит из уст самого Декима, поэтому Нона говорит лишь «отличная работа» и хлопает манекен по деревянной, округлой заднице.
- С каждым разом они у тебя все лучше и лучше, - говорит она, закладывая руки в подтяжки. – И все же я думаю, что тебе стоит найти кого-нибудь поживее.
- Думаете. – Декиму нечего ответить, а когда у него не находится слов, он просто повторяет ранее сказанное.
- Думаю. Будет тебе с кем танцевать, - говорит Нона, направляясь к выходу. Перед самым поворотом она оборачивается через плечо и роняет небрежное «придется в этом помочь», и только после этого – уходит.
Деким чувствует, как пугливая тишина возвращается в комнату, оседает пылью. К сожалению, он понимает, что момент уже потерян, а манекен больше не имеет для него той ценности, которую имел до столь наглого вторжения. Теперь остается лишь подвесить его к остальным за стену бара, чтобы безликие глаза смотрели на новых посетителей своим отточенным, равнодушным взглядом. Поддевая руки и ноги за нити, Деким ощущает необходимость выпить.
И вовсе не потому, что в горле пересохло от танца.